Хорошо, конечно, если ты окажешься гением кулинарии.

А вот как выяснится, что ты гениальный извозчик,

а Перец -- гениальный обтесыватель каменных наконечников,

а я -- гениальный уловитель какого-нибудь икс-поля,

о котором никто ничего не знает и узнает только через десять лет...

Вот тогда-то, как сказал поэт, и повернется к нам черное лицо досуга...

А.Б. Стругацкие, "Улитка на склоне"

Поезд прибыл в Новосибирск незадолго до полуночи. Михаил Семёнович (тогда ещё, впрочем, просто Миша) вывалился с двумя сумками из предпоследнего вагона и, слегка шатаясь под их весом, сразу двинулся к переходу. Он хотел успеть на последнюю электричку до университета.

Путь был неблизким. Из-за ремонта сначала пришлось обойти здание вокзала, потом протолкаться сквозь толпу у входа, сделать крюк мимо ларьков, из последних сил всползти на мост, бросить там осточертевшие сумки на землю и стать в очередь в кассу. Очередь, к счастью, оказалась совсем короткой. Миша даже не успел толком отдышаться. Раздобыв билетик, он направился по переходу над путями к четвёртой лестнице. Электричка прибывала через полчаса, и он решил подождать её прямо на мосту.

Августовская ночь дышала теплом. Блаженно расслабившись, Миша чувствовал, как высыхает пот на спине. Под мостом медленно проползал поезд, ветерок наносил характерный, почти приятный запах железной дороги. Когда ездишь домой и обратно по двое суток, этот запах ассоциируется со спокойной расслабленностью, чтением в вагоне, пивом на станциях... Подумав про пиво, Миша вспомнил о заначке: бутылке "Жигулёвского" в сумке. Наклонился, вытащил стеклянную драгоценность, осторожно сорвал пробку о железный поручень и стал пить, прислонившись к сетке.

Удовольствие было недолгим. Сзади раздался слабый голос:

-- Браток... Помоги, а?

Миша обернулся. Метрах в пяти от него (видимо, опасаясь подходить ближе) стоял бомж. Сине-коричневая отвислая морда с крупным некрасивым носом, телогрейка и драные штаны землистого цвета, какой-то дурацкий мешок в руках. Роста среднего, но широкоплечий, довольно ещё крепкого вида. Бомж заискивающе улыбался:

-- Браток, оставь пива хлебнуть, а? Два глотка... С утра выпить нечего, дай, если не жалко, а? Два глотка...

Миша представил себе эти грязные губы, слюнявящие его бутылку, и решил уже было послать бомжа на%уй. Но тут взгляд его упал на дрожащие руки мужика, и жалость неожиданно взяла верх. "Чёрт с ним", -- подумал Миша, -- "похоже, действительно с самого утра страдает." Он протянул бомжу бутылку:

-- На, допивай всё.

Пива оставалось ещё две трети. Бомж радостно заковылял навстречу, схватил бутылку и тут же с клокотанием к ней присосался. Миша следил за его действиями с брезгливым интересом.

Опустошив половину тары, бомж шумно выдохнул и проявил благодарность:

-- Спасибо тебе, выручил, спасибо...

Его глаза слегка прослезились, а лицо мгновенно покраснело и приняло блаженно-идиотское выражение. Похоже, мужик вошёл в эйфорию, ещё даже не получив спирта в кровь. "Явно алкаш", -- решил Миша. Он опять открыл рот, собираясь послать бомжа куда подальше, но тот заговорил первым:

-- На друга ты моего похож... Гришей его звали. Давно было...

Он хлебнул ещё и, всхлипнув, добавил:

-- И жена у меня раньше тоже была! В Ашхабаде... Всё порушили, гады, всё! Такую страну развалили, войну кругом сделали, работать негде, сволочи.

Он, кажется, собирался продолжать ещё долго, тема была благодарная, но тут у конца моста показались два патрульных мента. Бомж, видимо, не хотел с ними связываться, потому что тут же подхватил свой грязный мешок, бутылку, и, хромая, бодро заковылял в противоположную сторону. Порыв ветра обдал Мишу вонью... Он смотрел, как бомж дошёл до лестницы, начал спускаться и вдруг, взмахнув руками, как-то нелепо соскользнул вниз и исчез из виду. Прогрохотали пустые бутылки.

К лестнице Миша подбежал вместе с ментами. Бомж лежал на ступеньках, лицом кверху. Шея его была согнута каким-то совершенно неестественным образом, а полный чёрных зубов рот распахнут. Шапка слетела и обнажила жёсткие рыжие волосы...

Старший мент наклонился и пощупал пульс на шее:

-- Семёныч, -- сказал он, -- вызывай врачей. Похоже, сотряс. Возиться теперь с ним...

Он повернулся к Мише:

-- Ты побудь с нами. Свидетель нужен, что он сам упал.

Миша слегка опешил:

-- Но у меня электричка скоро.

-- Не дрейфь. Паспорт с собой? Сейчас данные запишем и отпустим. Успеешь на свою электричку.

Он вновь присел у бомжа и, пошарив под телогрейкой, извлёк оттуда потёртый паспорт.

-- Смотри-ка, -- удивился он, -- документы есть!

Он раскрыл паспорт, повернувшись к свету фонаря, и сказал второму:

-- Семёныч, ручка далеко? Записывай... Быков... Алексей Петрович... Третье августа пятьдесят седьмого года. Горький... Или это Нижний теперь?... Без прописки. Полиса, конечно, нет. И на черта его к нам занесло?